Умер Николай Годовиков, легендарный Петруха из «Белого солнца пустыни»…
Наш корреспондент встречался с ним буквально за пару месяцев до трагедии. В небольшой квартирке на окраине Северной столицы забытый актер жил совсем один. Вечера скрашивала только дворняжка Чара, которую завели они еще с женой Людмилой…
НА МОТЫЛЯ ПОНАЧАЛУ ОБИДЕЛСЯ
Николай Львович откровенно рассказывал о своей судьбе, которая у него вышла безумно трудной. В тюрьме сидел, а после бомжевал: спал где придется – став жертвой сначала зависти, а потом квартирных махинаций. Никому не нужен, один как перст был!
– Горькие дни в вашей судьбе начались уже после «Белого солнца пустыни». А как вспоминаете те съемки?
– В кино я попал, услышав объявление по радио: киностудия «Ленфильм» ищет талантливых мальчишек и девчонок. Кино я обожал – смотрел все фильмы, в ближайший кинотеатр, когда не было денег, проникал хитростью, минуя билетеров. Потому на «Ленфильм» рванул тут же – сниматься очень хотелось. И меня утвердили на небольшую роль беспризорника в фильме Геннадия Полоки «Республика ШКИД».
В этой картине меня присмотрел режиссер Владимир Мотыль, позвал в свой новый фильм «Женя, Женечка и «Катюша», мне предстояло сыграть красноармейца. Всего несколько сцен. Как же я старался на съемках! Но когда пришел на премьеру, себя на экране не увидел: оказалось, роль мою вырезали, не ложилась в сюжет.
Я стоял, глотая слезы, – Мотыль подошел, обнял, пообещал роль в еще одном своем фильме. Я обиженно подумал, что больше в кино ни ногой. Однако Владимир Яковлевич не обманул – пригласил играть Петруху.
Снимали в Махачкале. Режиссер меня, 17-летнего пацана, хвалил: «Хоть и нет у тебя актерского образования – зато природное чутье, органика. А они для артиста куда важнее всяких там университетов!»
«САМ ВИНОВАТ, ЧТО ПОСАДИЛИ»
– Тогда в кино экономили на всем: на пленке, на каскадерах – поэтому часть сложных трюков приходилось выполнять самим, на свой страх и риск, – продолжал наш собеседник. – В одной из сцен мне довелось идти по краю крыши мечети. Высота – метров 30. Привязали меня веревкой за ногу, второй конец держал стоявший на крыше помощник режиссера. Мотыль напутствовал: «Не робей, Коля. Оступишься – всего-то повиснешь, и мы тебя вытащим. Терять тебя нам нельзя – кино-то еще не снято».
Вытаскивать меня им не пришлось – я не оступился, не упал.
В другой сцене – где Абдула закалывает Петруху штыком – мне под гимнастерку вставили кусок фанеры. Чтобы не больно было. Но Кахи Кавсадзе, игравший Абдулу, промахнулся – и саданул мне прямиком в грудь. Боль дикая, я орал! А Мотыль доволен: «Как же ты, Коля, реалистично играешь!»
Ну а самое теплое воспоминание – дружба с дядей Пашей – Павлом Борисовичем Луспекаевым. Мы часто и о многом с ним говорили. У него были больные ноги, ампутированы пальцы – жил буквально на обезболивающих, а через год после съемок дяди Паши не стало.
Сердце остановилось. Было ему всего 42 года. Государственную премию за роль Верещагина ему дали посмертно. А я вскоре после съемок в армию ушел, служил в железнодорожных войсках в Тюменской области.
– А как в тюрьму-то попали?
– Это долгая история. Я жил в комнате в коммуналке. Приходили компании, мы выпивали: чего греха таить – молодые были, дурные. Случались и драки. Как-то один из гостей приревновал ко мне свою девушку, в гневе разбил бутылку и стеклом ткнул мне в грудь. В то самое место, куда Абдула штыком заколол Петруху. У меня – кровищи! Еле остановили. Вызвали скорую, милицию – криминал все-таки: попытка убийства…
К тому рассказываю, чтобы другие не повторяли моих ошибок. А посадил меня участковый, «пришив срок» за тунеядство. Ведь хоть в кино я и снимался (за небольшие роли, эпизоды платили неплохо, на эти деньги и жил), но официально трудоустроен не был. Согласно советскому законодательству посадить вроде бы имели право. Тем более что участковый «имел зуб» на меня – его дергали мои соседи по коммуналке, требуя «разобраться с Годовиковым и его компаниями».
А вышел – обнаружилось, что в мою комнату вселился другой человек. У мамы и сестры – своя жизнь, мне не хотелось доставлять им проблем. Я взрослый мужик, думал, сам разберусь. Судиться за свою комнату не рискнул – кто примет сторону бывшего «зэка»?
Еще раз повторю: сам виноват, нечего было шумные компании водить – кстати, когда я сел, эти «друзья» обо мне даже не вспомнили. Жизнь между тем катилась под откос. На работу меня не брали из-за судимости, жилья нет. А кушать-то хочется – стал подворовывать. И снова загремел на нары.
«ТАКИХ ЖЕНЩИН, КАК ЛЮСЯ, БОЛЬШЕ НЕТ»
– А как складывалась ваша личная жизнь?
– С первой женой, Галей, жили в соседних дворах. Родилась дочка Маша. Но мы с Галей быстро развелись – она встретила другого. Это было еще до тюрьмы.
Второй брак случился после моей первой отсидки. И он был гражданским. Есть сын Артем. Не сложилась семья, думаю, из-за тещи – она настраивала свою дочь против меня, считала, что я ей не пара, голодранец: ни угла своего, ни работы.
Жил я и вправду у них. Работу искал, но не брали из-за судимости. Возвращаюсь как-то вечером – и обнаруживаю, что жена и теща выставили мои вещи за порог. Дверь заперта. Намек я понял – взял сумки и ушел в никуда.
Вскоре снова сел – продукты в магазине украл. Когда освободился, уже бушевали 90-е. Один человек, с которым познакомились в тюрьме, замолвил за меня словечко перед своими друзьями – и меня приняли, наконец, на работу: охранником на склад.
В комнатке для охраны были стол, стул, железная кровать, шкафчик, полка с книгами. Там и жил. Понимая после всех своих передряг, что совсем немногое человеку нужно для счастья, всего-то крыша над головой, работа и миска супа. Я тогда чувствовал себя очень счастливым. До сих пор благодарен людям, которые дали мне эту возможность – вернуться к нормальной жизни,
– А как произошла та самая судьбоносная встреча с будущей женой Людмилой?
– Мы познакомились по телефону. Мне нужно было найти контакт старого приятеля, дали номер – ответил женский голос: «Да, я помогу вам найти этого человека, мы с ним знакомы…» Неожиданно разговорились. А через несколько дней встретились – это и была Люся. Я ей сразу же все рассказал о себе, честно: не только о кино, но и про тюрьму, про чердаки, где жил…
Она выслушала с пониманием и сочувствием. Люся – человек с очень большим сердцем, удивительной теплоты и доброты – таких женщин я больше не знаю – да и есть ли еще такие? С того дня мы практически не расставались. Подружился с ее 14-летней дочкой Лерой, она и сейчас родной для меня человек. Люся работала в Метрострое и помогла мне туда устроиться.
Ну а потом, узнав, что я теперь в порядке, позвонили с «Ленфильма», предложили сниматься. Так я вернулся в кино, снялся в громких сериалах: «Улицы разбитых фонарей», «Бандитский Петербург», «Тайны следствия» и других. Роли небольшие, но хорошие.
«ОБ ОДНОМ ЖАЛЕЮ – ЧТО ЕЕ НЕ СПАС»
– Со своими детьми от прежних браков не пытались наладить связь?
– Люся через интернет разыскала Машу – и дочь приехала на мой день рождения. Я был очень счастлив ее увидеть. Ведь семья – это важно, нужно держаться вместе.
Маша попросила меня помочь ей устроиться в кино, лучше бы сразу главную роль. Я честно объяснил, что не могу этого сделать: и рад бы – да никакого блата у меня нет, я ведь не киномагнат или продюсер, сам подрабатываю, снимаясь в маленьких ролях. Она не поверила, обиделась и ушла – больше не приезжала и не звонила. Обидно было, но что делать.
Сын Артем тоже общаться не рвался. Хотя я, когда появилась работа, с каждой зарплаты исправно отправлял деньги в качестве алиментов. Звонил, приглашал: «Приезжай, сынок, хотя бы на выходные, мы с Люсей тебя ждем». Он говорил, что ему некогда. Так ни разу и не приехал. Как-то звонил, поговорили ни о чем. Будто чужие…
– Два года назад вашей жены Людмилы не стало…
– Это моя боль. Так вышло, Люся заболела. Думали, банальный грипп – лечилась дома. Но болезнь никак не отступала, температура высокая, бил озноб. Как-то ночью жена потеряла сознание – я вызвал скорую помощь, Люсю забрали в реанимацию. Врач похлопал меня по плечу: «Все будет хорошо!» Но наутро позвонили и сообщили, что Люси не стало. У нее, оказалось, было воспаление легких, запустила болезнь…
Так мы с собакой Чарой остались вдвоем. Лера, дочь Люси, вышла замуж – с мужем живут отдельно, воспитывают двоих сыновей: Артема и Марата. Эти мальчишки – самое дорогое, что у меня есть. Дни, когда Лера и ее муж Саша просят посидеть «в няньках», – для меня самые счастливые.
Хоть мальчишки шустрые, носятся по квартире, шкодят – я не сержусь. Сам таким же непоседой рос. С киностудии звонят, приглашают посниматься в очередной небольшой роли – отказываюсь: «Не могу – с внуками сижу!»
Давно понял, что кино только использует артистов. Когда ты нужен – из-под земли достанут: «Приди, поработай». А не нужен – о тебе никто не вспомнит, и уж руку помощи точно не протянут. Я давно не в обиде. У всех свои заботы, каждый свою жизнь строит сам. Я построил свою. Так, как умел. Все ошибки – мои. И удачи – мои.
А если спросите, о чем в своей жизни жалею, отвечу: лишь об одном – что не спас Люсю. Надо было заставить ее поехать в больницу раньше, я же слышал, как сильно она кашляла – почему не забил тревогу? Эта мысль не дает мне покоя ни днем, ни ночью.
– Мне 67 лет, – сказал нам на прощание Николай Львович. – Один знакомый недавно пошутил: мол, в таком возрасте мужчина еще может встретить новую любовь, жениться и даже стать отцом – бывали случаи. Это он меня успокаивал. Он же не слепой и видит, что с уходом Люси жизнь моя закончилась, существую, будто во сне…
О том, что врачи обнаружили у него онкологию, актер не говорил. Обмолвился лишь, что смерти не боится.
– До сих пор не могу понять, верю в Бога или нет. Но хотелось бы верить, что это не финал, – грустно улыбнулся Годовиков. – Надеюсь, там, за чертой, мне дадут встречу с моей Люсей…
Источник: