Король русского шансона – так его привыкли называть.
Но сейчас-то «королей» развелось. Можно подумать, что Шуфутинский ушел в тень, залег на дно, стал королем в изгнании…
Но он давно уже не гонится за дешевой славой. И не изменяет себе. Недавно Михаилу Шуфутинскому исполнилось 70 лет. На вопросы «ОЗВ» он отвечал по-королевски. Предельно жестко, по своему обыкновению. Но и выдал собственную слабость…
– Михаил Захарович, почему в телевизоре вас почти нет. Сами сторонитесь или не приглашают?
– Я живу не благодаря телевидению, а вопреки. И не считаю, что в своей жизни, в своей профессии должен жить по чьим-то законам. У меня есть свой собственный кодекс. А жить благодаря телевидению – это значит, полностью соответствовать их пожеланиям, их формату, их стандарту, играть в эту игру. Я не вижу в этом для себя никакой необходимости и не стремлюсь специально показывать себя по тому или иному поводу.
– Как же насчет негласного закона шоу-бизнеса: нет артиста в «ящике» – значит, нет и самого артиста?
– Давно уже не так все. Потому что многие, кто есть в телевизоре, сегодня не собирают залы. Да, тебя могут показывать без конца, и ты будешь популярным и знаменитым. Но главное – быть любимым. Огромная разница.
– Но сейчас у народа – иные кумиры. Раньше вас называли королем русского шансона…
– А теперь кого?
– Ну, допустим, Стаса Михайлова.
– Серьезно?.. Ну-ка ради интереса посмотрим…
Шуфутинский углубляется в компьютер, в строке поиска пишет: «Король шансона». На экране появляется обложка сборника с аналогичным названием и лица Лепса и Михайлова.
– Ну, кто здесь? – спрашивает.
– Лепс и Михайлов.
– А это кто?.. – показывает на свою маленькую фотографию в ряду других королей. – Да нет, мне все равно, ради Бога. Вот вы сказали: «шансон». А я не шансон, я – музыкант.
Стас поет в своем стиле, делает это хорошо, добротно, качественно. Ну если его называют королем шансона, значит, так тому и быть. Я просто совершенно не борюсь за это звание и не знаю, кто его присваивает. Вообще, все это такая чушь!..
« Я – НЕ БОГАТЫЙ ЧЕЛОВЕК»
– Сейчас шансон популярен. Статусен даже. Это как-то повлияло на вас? На вашу востребованность, на заработки?
– Да как-то так случилось в моей жизни, что у меня не было ни резких взлетов, ни, упаси бог, резких падений. Как-то ровно я иду… Сейчас меньше стало заказников, корпоративов. И не только у меня, их вообще стало меньше – везде кризис, все становится дороже, расходов больше. Народ меньше гуляет. Но мы и цены поднимаем. Ну, раз все становится дороже!
Как меня спрашивают иногда: «А можете подешевле?» Я говорю: «А что, бензин стал дешевле? Или хлеб? Дешевеют только ржавые гвозди. Но я же не ржавый». – «Но мы вам даем сейчас пять концертов!» «Слушайте, – говорю, – я же не мешок картошки. Вот мешок стоит три рубля, а три мешка – по 2,50»…
– Значит, можете себе позволить. Вы же обеспеченный человек, и не стесняетесь об этом говорить. Показывать свой дом, который многие сочтут шикарным, коллекционную «Феррари», которую не так давно купили…
– Из тысячи человек каждый второй не будет Шуфутинским, правда? Поэтому я должен еще больше иметь, еще лучше. Должен иметь столько в этой стране, сколько Элтон Джон имеет в своей. Меня знает здесь каждая собака. Нравятся, не нравятся мои песни журналистам, высокий стиль или низкий – это вопрос вкуса. Я – любимый страной человек. И чего мне стесняться? Я ничего не украл, не забрал чужого. Я не спекулирую ничем. Открыто продаю свое умение, свои способности. И потом, я не богатый человек…
– Знаете, у многих складывается обратное впечатление: уж кто-кто, а вы!..
– В этом-то и есть моя сила, что у многих складывается такое впечатление. Но я не богатый. Я не могу, как некоторые мои коллеги, нанять самолет и полететь на нем на концерт, мне это кажется дорого.
Я не совершаю поступков сумасбродных. Живу нормальной обеспеченной жизнью, какой и должен жить…
У меня были разные периоды, и я очень хорошо знаю, что такое бедность. Все свое детство и всю юность я слышал только одно: у нас нет денег. «Бабушка, я хочу вот эти ботинки за 18 рублей».– «У нас нет денег». Это я знал всегда.
Когда повзрослел, стал много трудиться, был руководителем одного из популярнейших ансамблей в этой стране – «Лейся, песня». Мы собирались стадионы, на наших концертах выламывали двери. Я тогда хорошо зарабатывал.
Потом оказался в эмиграции. Без денег. Мы в кредит покупали дубленки детям, потому что зима надвигалась, и нам трудно было платить по 25 долларов в неделю, оплачивать этот кредит. Я прошел все это, и знаю, что это такое.
«В АМЕРИКЕ ФАСОВАЛ КАРТОШКУ»
– Эмигрантскую свою жизнь вспоминаете с содроганием?
– Не-е-ет! В Штатах меня вообще ничего не раздражало. Особенно первое время. Чудесно было, мне все нравилось…
– Но – чужой язык, чужая страна, чужие люди. Все, чем ты жил, за что тебя ценили, осталось там. Ты не можешь найти работу по специальности, а надо кормить семью… Ломаются люди в такой ситуации.
– Я не ехал туда быть тем, кем был здесь. Я вообще не ехал туда. Я уезжал отсюда. Большая разница… На самом деле я человек высокой внутренней организации. Не знаю, как сейчас – все-таки гораздо старше стал, но тогда я мог, если бы очень захотел, выучить английский язык как следует, пойти в какой-то медицинский колледж, потом в университет, стать врачом. Или, скажем, сесть за руль большого грузовика, и всю жизнь его водить…
– Это более реальная перспектива – потому что человеку за 30 сложновато, наверное, начинать все сначала.
– Мне было бы не сложно. Через 10 лет стал бы замечательным доктором…
И действительно, когда приехал, я пошел на курсы английского языка. Нам сказали: с работой поможем, предложим три варианта – если все не устроит, дальше уже будете искать сами, но с пособия мы вас снимем.
Говорю: «Я музыкант…» – «Да о чем вы? Забудьте. Здесь такие музыканты, такой уровень!..» – «Но я руководил знаменитым ансамблем, я умею писать аранжировки, могу в студии работать…» – «Да нет, причем тут аранжировки? – отвечают. – Это вам надо тогда поступать в консерваторию, заново учиться. Вы лучше научитесь продавать страховку. Или собирать часы, припаивать детали. Вот это профессия!» …
Первая работа, которую мне предложили, была в супермаркете. Нужно было капусту, картошку фасовать в коробки, ставить их на конвейер, который отправлял овощи на прилавок. Денек так поработал – не понравилось. Потом еще что-то предлагали. Короче, не выбрал я себе работу, уже должен был соскочить со всех пособий, перейти на вольные хлеба. И вдруг мне говорят: «Вам так повезло, вы даже себе не представляете! Мы отправляем вас на курсы электроники!..»
А курсы – это был предел мечтаний. Шесть месяцев, 250 долларов тебе дают в неделю – на них ты можешь жить просто супер! В то время на сто долларов мы набивали тележку продуктами, еще и с коньячком, и нам на неделю хватало – на меня, жену и двоих детей.
И вот мне дают курсы электроники. А я тогда только начал в русском ресторане играть, попалась мне эта работа. Не ахти какая, но играю в пятницу, субботу и воскресенье, в три-четыре ночи заканчиваю, в пять приезжаю домой. В понедельник – на курсы. Утренняя молитва (курсы содержала еврейская организация), английский. Потом два часа электроники.
Представьте себе: идет лента конвейерная, по ней протянут провод. Ты берешь паяльник, канифоль. И по команде: «садэр» – припаять, «ансадэр» – распаять. Чисто механическая работа… Как-то после ночного ресторана я приехал домой, почему-то не заснул. Утром сел в автобус, поехал на курсы. Там кое-как прочитал молитву, отслушал английский. Чувствую: все, засыпаю уже. Сел за конвейер: «садэр», «ансадэр». У меня глаза закрываются. И я себе в руку всаживаю паяльник…
– Как знак свыше, что пора с этим делом завязывать.
– Я даже не успел об этом подумать. Меня тут же отвели в сторонку, говорят: вы знаете, у вас с электроникой не получится. И на том, в общем, моя карьера электронщика закончилась.
«ОДНО СЛОВО МОЖЕТ ВЫВЕСТИ МЕНЯ ИЗ РАВНОВЕСИЯ»
– Если физической работой вас не напугать, то выступлением в ресторане, наверное, и подавно?
– Абсолютно. Для меня ресторан как дом родной.
– Многие же, знаете, как говорят: выступать перед жующей публикой сродни позору, артист на корпоративе – как закуска к пиву.
– Вы знаете, люди собираются на такие вечеринки веселиться и развлекаться. Моя специальность – веселить и развлекать. Поэтому меня не может смутить, если кто-то выпивает, пока я пою, кто-то танцует, а кто-то стоит у сцены, и – «Третье сентября» давай!» Наоборот я это считаю за манну небесную.
– Но есть же разные корпоративы. И разные люди их устраивают, и в разных местах. В баню, например, пошли бы поиграть на гитарке для определенного контингента?
– Вы знаете, если бы я умел играть на гитаре, то за большие деньги я пошел бы и в баню. С удовольствием! А чего, я бы тоже попарился, я бы выпил, взял бы гитарку, побренчал, попел песенки. Но не умею я играть на гитаре.
– В общем, все дело в цене вопроса?
– Не все, но это тоже, конечно, очень важно. Бывает, не очень хочется куда-то лететь, и я говорю директору: «Ты назови такую сумму, чтобы они отказались». Называет – соглашаются. Значит, я должен лететь. И это для меня тоже не унизительно.
Я однажды прилетел так в Ниццу, к одному известному и очень состоятельному человеку. У него родился внук, в этот день он купил новорожденному соседний дом. Во дворе они соорудили шатер, позвали соседей-французов. Была еще какая-то западная певица, чуть ли не Шакира. Которая приехала и замечательно спела пять песен.
Я пел там 45 минут. А потом, за дополнительные деньги, еще 45 минут. И прекрасно себя чувствовал. Конечно, сначала неловко – без оркестра, без сцены. А потом подумал: ну чего там, ну пой себе, ты же умеешь. И люди довольны были, веселились, тосты поднимали. Ко мне подходили, пили за меня. Чего плохого-то?
– То есть обидеть художника не легко?
– Обидеть меня можно. Если говорить со мной дилетантски о моем творчестве. Один человек как-то на моем сайте написал: ваши первые песни меня восхищали, а сейчас с каждым годом вы все больше и больше разочаровываете. И я этому человеку ответил: ты кто? А других людей, которых тысячи, я все больше и больше очаровываю. И кто ты, чтобы публично такое писать? Тебя спросили?
– Но любой человек имеет право на мнение.
– Так и держи его при себе. Я почему-то не лезу со своим мнением, когда меня об этом не просят. Тем более с таким, которое может кого-то задеть, обидеть.
– Неужели мнение одного безвестного человека, которого вы в глаза не видели и знать не знаете, может выбить из колеи?
– Это может меня обидеть, и ввести даже в некоторое замешательство. Начинаешь думать: может, ты действительно что-то не то делаешь? Может, людям ты уже наскучил?..
Причем повергнуть в это настроение меня может одно лишь слово, случайно услышанное из второго ряда, одна реплика. И после этого, сидя дома или в гостинице, я думаю: так, ты вообще никому уже не нужен. Посмотри на себя. Ты старый, толстый, лысый, кривоногий. И ты еще ждешь расположения от этих молодых девчонок? Хочешь, чтобы они смотрели на тебя с восхищением? Понятно, что они смотрят с усмешкой…
И тебе сразу начинает казаться, что жизнь твоя кончилась… У меня это бывает. Посещают такие мысли. Не надолго, правда…
Источник: